Мы еще не осознали тот факт, что сущность современного общественного устройства России продолжает определяться совершенно тем же самым, чем определялась сущность нацизма и сталинизма: античеловечностью.
Именно так. Не бесчеловечностью, не негуманностью — это когда бесчувственно, безразлично к человеку, когда невнимательно к чужому горю, к несчастью. Так бывает, к сожалению, слишком часто. А именно, античеловечностью: это когда сама жизнь — копейка и когда всегдашняя готовность убивать — хоть поодиночке, хоть массами.
Этот факт не осознан не только нашими согражданами. Как часто случается, даже самое страшное в жизни становится понятно только много после того, когда оно свершается. И то не всегда. Так произошло у всех на глазах с «Норд-Остом», Бесланом, с чеченской войной, которую уже давно для России объявили победоносной.
События, связанные с развалом Советского Союза и крушением так называемого социализма и власти КПСС, оказались настолько грандиозными и впечатляющими, что усмотреть в ходе всего подобного мировращения продолжение неизменной античеловечности, уходящей глубоко в сталинизм, оказалось проблемой не из легких. Усмотреть и удержать в сознании такую неизменность стало тем более непростой задачей, что все грандиозные перемены сопровождались назойливыми декларациями об окончательно утвердившейся в России и крепнущей год от года демократии.
Декларации не оставались совсем пустопорожними, они сопровождались и подкреплялись созданием и функционированием многочисленных федеральных, региональных и муниципальных государственных институтов, всевозможных новых хозяйственных и финансовых организаций. Реальные перемены происходили и в экономике, и в финансах, и в социальной сфере.
После всего этого вряд ли многие сочтут хотя бы заслуживающей внимания любую попытку посмотреть на происходящее принципиально иначе — как на совокупность перемен, пусть важных и многообразных, изменивших до неузнаваемости общий социальный и политический пейзаж России, но не затронувших тем не менее основу основ ее устройства, ту самую, которая удерживала на себе и питала сталинизм.
Кому теперь не очевидно: налицо совсем другая Россия! Можно ли сомневаться?
Точно так же, как очень долго не хотели видеть, упорно не хотели узнавать и в Советском Союзе, в самих его социальных и духовных основаниях продолжение царской России. Многие не хотят или не могут увидеть этого до сих пор — слишком уж разительный был внешний контраст и тогда. Поменялись не только цвета государственного флага и гимн, но само тело России преобразилось до полной неузнаваемости: сначала скукожилось, а потом еще и перекрутилось, казалось бы, до «дальше некуда». «Низы» стали «верхами», левые поистребили всех правых, «кто был никем», тот стал «всем». Революция, одним словом, ничего не скажешь… И только потом, много позже, что-то снова потихоньку стало прирастать, как-то постепенно и незаметно что-то снова становилось вроде бы узнаваемым и опять же вроде бы все свершалось само собой и с общего согласия, не считая, конечно, нескольких десятков миллионов сгинувших. И снова неизменные — правитель, гнет, произвол и… очередное крушение.
Колесо русской истории. Русская система. Вот уже шесть столетий после Ивана III оно крутится, а она воспроизводится. И каждый их очередной круговорот захватывает и вовлекает в себя все новых и новых обитателей земли нашей, русских и нерусских, а некоторых из них — и не самых глупых — сводил и продолжает сводить с ума своей упорной повторяемостью и таинственной заколдованностью.
Так и сегодня. Во всех СМИ (особенно на телевидении), в публицистике, в художественной литературе, теперь уже и на экранах кино, в науке, повсюду, теперь уже буквально на глазах у всех — и в жизни, и на экранах — оно крутится, история воспроизводится.
И все это ежедневно и ежечасно, днем и ночью, в максимальных дозах. Отовсюду только и слышишь, везде только и видишь: для России — только авторитаризм. (Иногда, правда, сам термин застенчиво или по неграмотности опускают.) Он, надо понимать, есть для нее не только многовековой исторический факт, но и единственный, четко видимый ее удел. А Путин в таком оформлении для нас уже больше, чем судьба — дар божий — и ныне, и присно, и во веки веков. Под эту музыку уже успели в очередной раз исковеркать всю Россию, а сами россияне под нее же, со жвачкой из нефтедолларов, продолжают погружаться в спячку, не замечая, что мы все больше и больше снова становимся такими, какими якобы и предначертано нам быть в Русской системе, — жалким и гнусным стадом.
Я назову лишь несколько наиболее всем известных имен: Кончаловский, Павловский, Михалков, Проханов, Кургинян, Сванидзе, Леонтьев, Соловьев, Радзиховский, Познер, Пушков, Ципко, Шевченко, Мигранян, Марков, Дугин, Третьяков, Доренко (? — Ред.), Калягин, Бурляев, Белковский, Глазунов, Никонов (о политиках не говорю, их пришлось бы перечислить почти всех до единого). Все они люди, конечно, разные, но все в то же время и самые голосистые запевалы в мощной оратории, посвященной неотвратимости для России авторитаризма, если не диктатуры. А для большинства из них — пусть хоть и диктатура, но только чтобы непременно с Путиным и на все времена. Каждый из них к тому же еще и неповторимая творческая личность. Почти у каждого — по нескольку авторских томов, своя программа на радио или телевидении, толстый периодический журнал, персональный исследовательский институт каких-то там стратегий или же свой театр, студия, центр, а то и академия. И все они вместе, как и каждый из них в отдельности, настолько незаменимы, что почти в полном составе, как команда Аллы, перетекают каждый день из одной телетусовки на другую, пересаживаются из-за одного круглого стола за другой.
Это сирены современной России. Для их коварных напевов — благодатная почва. С одной стороны, многие столетия неизменной античеловечности с периодическими сокрушительными разгромами тех, кто пытался противостоять неотвратимости такой судьбы. С другой — благосклонность властей предержащих, отоваренная, где зданьицем, а где и просто «полной свободой». И они уже словно забыли, а может быть, так никогда и не додумались, что и русское колесо всегда крутилось, и система воспроизводилась только благодаря элите русской, ее культуре. Элите, которая всегда, в конце концов, оказывалась на стороне власти, в связке с ней. А власть у нас была только или самодержавно-жестокая, или советско-преступная, другой не сподобились. Отсюда — две культуры, два народа в одной стране. И один против другого — отсюда же. Были и бесы в русской истории, но всегда их в бесовство выталкивали те самые высоколобия, что в трудные для России годы предпочитали неизменность такой власти.
Вот и нынешние наши сирены туда же. И вся Россия устами и стараниями этих неутомимых радетелей-старателей все глубже погружается в гипноз и грезит о своем авторитарном счастье — но только бы еще и во главе с Путиным. Не дай-то бог с кем-то другим, с Касьяновым там или уж совсем как в страшном сне — с Лимоновым или Каспаровым, прости, господи… Хотя ведь ясно, что при таком раскладе интерьер «верхов», в принципе, ничего не меняет. Все повторяется, как встарь: очередной государь окружит себя такой же челядью, а немного отдохнувшие и чуть-чуть обновленные, а может быть, и еще более щедро вознагражденные сирены стройно затянут все тот же панегирик власти.
Все продумали и предусмотрели, а для каждого случая особый замес снотворного и соответствующий обстоятельствам набор страшилок приготовили. И все довольны.
Только вот откуда вся эта благодать? Не та ли самая у нее основа, что была общей у нацизма и сталинизма?
Вот ведь как потрясающе плавно воспроизводится то, что только и может воспроизводиться. Ивана III я вспомнил не случайно. В нашей истории с тех пор не случалось никакого опыта перемен, кроме как реформ сверху. Абсолютно все попытки частной инициативы, не получавшие поддержки власти, заканчивались ничем или же находили применение за рубежом, обогащая не наш, а западный опыт развития. Всякая самоорганизация душилась в зародыше.
Именно этот рабский стереотип поведения закодирован в сознании буквально почти каждого нашего интеллектуала. Даже самая животрепещущая необходимость перемен связана в нем исключительно с властью. Нет никакой другой модели поведения. А что это, как не глубоко укорененная вера во всесилие всевластия! И не получается взять в толк, что внутреннее принятие правил игры всевластия немедленно и неизбежно делает их его рабами. А говоря языком Толкиена, они изначально, изнутри сковываются «Кольцом Всевластия».
Они, эти лишь внешне свободные люди, с их глубинной верой во всесилие власти, искренне полагают, что свободу могут дозировано выдавать лишь сверху, и не понимают, что сами способствуют установлению насилия, быть может, похлеще прежнего. Так они мыслят и так действуют потому, что ничего другого просто не умеют.
Они убеждены, что власть может насадить «хорошую жизнь», избирательно копируя что-то извне, и не хотят задуматься о том, что фрагментированное заимствование, с целью якобы модернизации, не годится потому, что мешает нам пройти свой собственный путь и приобрести свой собственный опыт. А без этого ничего путного не бывает. Нигде. И у нас не будет, пока сирены-интеллектуалы будут петь свои гимны власти. А не Человеку. И будут всячески поощрять в человеке только его право на «колбасу». Все это делается затем, чтобы российские люди не выучились драться за право на всестороннее свое развитие, за свою независимость от средневековой русской системы, за собственное свое мышление
А свободомыслие в дар не дают! И никакая Власть не дает. Можно, оказывая влияние на власть, выстраивать условия для его развития или же, как это и делается сейчас, удушать его.
Всегда есть этот выбор — способствовать созданию страны, где мыслить свободно могут все или где за всех будут думать только группы уполномоченных сиренок.
По существу, именно в этом и есть античеловечность современной российской власти. Она не только всегда готова убивать и убивает в нужный для нее момент любого человека. Она целенаправленно убивает жизнь его мысли, загоняя ее в беличье колесо русской истории и этим обосновывая свою неизменность.
Если видеть, что ежедневно приносится в жертву и ради чего…
Жалкая участь быть в столь постыдном деле.
Текст: Юрий Афанасьев, историк и публицист
